Исцеляющая сказка о любви к себе
В доме жил Душонок. Он возник вместе с домом, в глубине фундамента, он наблюдал, как возводят стены, как покрывают краской изнутри, как достраивают второй этаж и громоздят крышу. В дом заехали сначала одни – с мебелью с завитушками, мохнатыми коврами и пугающими Душонка зеркалами. Сверкало, звучала музыка и смех. Душонок бродил между Этими, но они покрикивали – уйди, мешаешь, брысь на кухню. А однажды, когда он погладил бархатные одежды одного гостя с большой бородой и зубастой пастью, кто-то его схватил за шкирку и выволок в подвал, в густую темноту и одиночество. Душонок сел в уголок, обхватил маленькие колени и расплакался. В тот вечер ни с того ни с сего обвалилась часть крыши.
В доме сменилась обстановка. Эти вроде тоже сменились, а может, остались теми же, но в других одеждах. Теперь сюда ломились толпы посмотреть на картины, которыми завешали все стены. Душонок тоже разглядывал по ночам на картины, а потом подходил к окну и смотрел на луну. Луна светилась и что-то обещала. Днем Душонок бродил по лестницам, сидел на подоконниках. Эти проходили мимо, вихляли хвостами и не замечали его. Один раз кто-то подошел поглядеть на снег за окном, постоял мечтательно и, внезапно увидев Душонка, смутился, пошарил в кармашке, сунул ему конфету и даже погладил по голове, а потом поспешно нырнул в разговоры Этих. Душонок убежал в подвал. В груди что-то трепыхалось так быстро, так отчаянно, он прижал лапки, чтобы оно не вылетело, и стоял в темноте долго-долго, пока не начинал подгнивать угол дома, а по стенам не расползлась серая плесень.
Дом менял содержимое еще не один раз. То убирали всю пухлую розовую мебель и заносили металлическую черную, то красили стены в кремовый и украшали цветами и полками, то замазывали белым и сносили украшения. Душонка не замечали вовсе. Он порой подходил к одному Этому, тянул за подол, шептал другому на кресле в длинное ухо, и никто его не слышал. А если и слышали, то закутывались поплотнее в одежды и говорили: «закройте окно, сквозняк гуляет».
Однажды Душонок выскочил на шум – дом сотрясался, повсюду стояла белая пыль, валились под ноги куски штукатурки и стен. Душонок с любопытством сновал по меняющимся этажам, ему казалось, что теперь его заметят. И когда ему показалось, что они смотрят на него, Эти свалили на него шкаф. Так Душонок узнал, что у него были крылья. Одно сломалось и теперь волочилось прозрачной тряпочкой следом. Эти спрятали под кирпичами большой камин в гостиной, уменьшили окна, сузили комнаты, но сами жить не стали. Теперь Эти менялись чуть ли не ежедневно, их называли Гостями.
Подвал Душонка постепенно наполнялся ненужными Этим вещами. Они сваливали в подвальную черноту что-то, что было красивым или некогда нужным, или таким важным, что нельзя выкинуть, пусть хранится. Душонок прижимался к вещам, в них что-то было такое, от чего у него снова трепыхалось в груди, и он на мгновение был живым и, наверное, даже видимым, но вылезать из подвала перестал.
Дом приходил в упадок: трещали полы, ползли трещины по стенам, крыша протекала. И вот в дом завезли ненужных детей, распихали по комнатам и уехали.
Душонок теперь бродил по ночам. Он рассматривал спящих детей. Они все были разными: кто-то с густой шерсткой, кто-то велюровый, одни с рожками, другие с длинными хвостами. Они не были одной семьей, но жили как одна семья. Днем дети шумели, дрались, шелестели книжками, ходили шеренгой на улицу. Ночью спали и видели плохие сны. Многие мочили подушки и простыни. Душонок разыскал в кладовке большой мешок и стал ловить в него черные сны. Потом он с трудом стаскивал мешок в подвал и вытряхивал. Темнота в подвале загустела, теперь она стонала, перемещалась из угла в угол.
За детьми следили разные Эти, их называли Взрослыми. Они приходили только днем и детей они не жалели. За мокрые простыни или синяки детей стаскивали в подвал и закрывали, не слушая криков и просьб, их даже не могли разжалобить слезы. Дети садились у лестницы, как когда-то Душонок, обнимали коленки, прятали в них голову и плакали. Темные подвальные сны подступали ближе, тянули свои черные лапы, но отступали, когда Душонок садился рядом. Он сидел и переживал вместе с дитёнком слезы и одиночество. Он укрывал своими крыльями – целым и поломанным, как большими руками: так ему казалось, надо, чтобы спрятать маленького Этого от одиночества. После наказания дети забывали в подвале то конфетку, то печенье, а Душонок укладывал всё горкой и не трогал.
А однажды ему в подвал запихнули девочку. У нее были витые рожки, и она не боялась и не плакала, как другие.
– Я знаю, что ты здесь. Я тебя не боюсь, - заявила она, - я ничего не боюсь, потому что я злая. Я спустилась к тебе специально. Отопри дверь и пойдем наверх.
Душонок не знал, испугался он или нет, но в груди снова трепыхалось и повизгивало. Он открыл ей дверь, и они пошли на второй этаж в комнаты к детям. Дети видели его. Они выскользнули из-под одеял и окружили его. Дети видели его, Душонка! Они улыбались и трогали его, шептали ему на ушко разные спасибо. Дети взяли платочки и принялись оттирать с него грязь и темноту, пока Душонок не сделался совсем прозрачным. Они сказали так жалостливо: «У тебя поломано крыло, Душонок! Мы сделаем тебе новое». И кинулись к своим тайничкам. Один принес рисунок, подписанный «Самая лучшая семья». Другой принес смятое письмо от давношней мамы. Маленькая козявочка протянула фантик – «Таких конфет больше не едят, эта последняя была». Дети мастерили всю ночь и сделали два больших крыла.
А злая девочка сказала при всех:
«Я не боюсь темноты, я проверяла и ходила ночью по дому. И я видела, что ты смотришь по ночам на луну. Зачем тебе луна?»
Душонок прочистил горло, он так давно не говорил, и сказал:
«Там, на Луне меня ждут. Там я нужен – видите, как горит желтым уют?»
И все-все дети встали у окон и смотрели на луну. Каждый думал теперь: «Там я нужен».
«Улетай давай», - сказала злая девочка с витыми рожками и заплакала.
Дети распахнули окно.
Душонок замахал крыльями. Как же стало легко! И впервые он засмеялся. Совсем беззвучно. И то, что внутри трепыхалось – разулыбалось тоже. Он вынырнул в окно, в лунный свет, он летел все выше и выше. Там позади остался дом, громоздкий, с темным подвалом. И внизу, под его полетом, тоже стояли дома – с черными снами, с толстыми стенами, со спящими Этими, которые все меняют и всем недовольны. Много домов.
Душонок оглянулся на тот, свой: в желтых окнах стояли дети. Никогда ненужные дети в захламленных домах. Он покружил над домами, снял веревку с какого-то двора, привязал к дому с детьми и взмыл к луне. Дом покряхтел, дернулся из земли и, переваливаясь, полетел следом за Душонком. Туда, где их ждали.